Дата публикации: 2016-04-02
Краткое описание: ...
Утверждаю
Русская лит-ра
Класс 9
Тема: АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ ГЕРЦЕН.
ИЗ ПИСЬМА К СЫНУ
(урок внеклассного чтения)
Учащиеся будут знать тематическое и идейное содержание произведения
Учащиеся должны иметь представление о биографии писателя, тематическом и идейном содержании произведения;
Способствовать развитию навыков обдуманного чтения, умения анализировать, учить собирать и систематизировать информацию;
Обеспечить условия для формирования нравственных критериев, этических норм поведения в жизни.
М е т о д ы:
работа с книгой, метод проблемного вопроса, иллюстративный, словесный, частично-поисковый
Технология:
мультимедийная презентация, видеофильмы
Ожидаемый результат:
Учащиеся
Ход урока:
У тебя страшно много, ужасно много ума, так много, что я право не знаю, зачем его столько одному человеку…
В.Г.Белигский
Этапы урока
Время
Действия учителя
Действия учащихся
1. Орг момент
Демонстрация видеофильма «Письма к сыну», беседа:
Как вы думаете, о чём мы будем сегодня говорить на уроке?
Смотрят, отвечают на вопросы
2. Стадия вызова
Демонстрация портрета Александра Македонского
Кто изображён на портрете?
Отвечают на вопросы
Искандер – македонский полководец Александр Великий. Великий воин, завоевавший всю Персидскую империю вплоть до Индии. Прославленный политический деятель, стремившийся создать мировую империю.
Его стало синонимом борьбы и победы, сражений и страданий, верности избранному пути. Именно под подписью «Искандер» в 1836 году в журнале «Телескоп» впервые была напечатана статья русского » - ряд воспоминаний, имеющих частью характер автобиографический, но дающих и целый ряд высокохудожественных картин, ослепительно-блестящих характеристик, и наблюдений Герцена из пережитого и виденного им в России и за границей.
Все другие сочинения и статьи Герцена, как например: «Старый мир и Россия», «Концы и начала» и др. - представляют простое развитие идей и настроения 1847 - 1852 годов.
Добрый день, дорогой сын!
Письмо В. А.Сухомлинского сыну
Добрый день, дорогой сын!
Вот ты и улетел из родительского гнезда - живешь в большом городе, учишься в вузе, хочешь чувствовать себя самостоятельным человеком. Знаю по собственному опыту, что, захваченный бурным вихрем новой для тебя жизни, ты мало вспоминаешь о родительском доме, о нас с матерью, и почти не скучаешь. Это придет позже, когда ты узнаешь жизнь. ...Первое письмо сыну, улетевшему из родительского гнезда... Хочется, чтобы оно осталось у тебя на всю жизнь, чтобы ты хранил его, перечитывал, думал над ним. Мы с матерью знаем, что каждое молодое поколение немного снисходительно относится к поучениям родителей: вы, мол, не можете видеть и понимать все то, что видим и понимаем мы. Может быть, это и так... Может быть, прочитав это письмо, ты захочешь положить его куда-нибудь подальше, чтобы оно меньше напоминало о бесконечных поучениях отца и матери. Ну что же, положи, но только хорошенько запомни, куда, потому что придет такой день, когда ты вспомнишь эти поучения, скажешь себе: а все-таки прав был отец... и тебе надо будет прочитать это старое полузабытое письмо. Ты найдешь и прочитаешь его. Сохрани же его на всю жизнь.
Письмо Дмитрия Сергеевича Лихачева
Что же самое главное в жизни? Главное может быть у каждого свое собственное, неповторимое. Но все же главное должно быть добрым и значительным. Человек должен думать о смысле своей жизни – оглядывать прошлое и заглядывать в будущее. Люди, ни о ком не заботящиеся, как бы выпадают из памяти, а люди, служившие другим, служившие по–умному, имеющие в жизни добрую и значительную цель, запоминаются надолго.
В жизни надо иметь свое служение – служение какому–то делу. Пусть дело это будет маленьким, оно станет большим, если будешь ему верен.
В жизни ценнее всего доброта… доброта умная, целенаправленная. Знать это, помнить об этом всегда и следовать путями доброты – очень и очень важно.
Целую тебя крепко.
Александр Иванович Герцен. Письмо к сыну
Любезный Саша, в ожидании твоего рапорта о твоих занятиях за прошлую неделю я хочу написать тебе несколько слов.
Ты входишь теперь в тот возраст, когда дети бедных людей начинают уже работать и серьезно заниматься, а потому я тебе расскажу не о Цюрихе, не о ипподроме, а о том, что здесь было в суде.
Ты слыхал о знаменитом французском мыслителе Викторе Гюго; вчера судили его сына за то, что он написал в журнале статью, в которой говорил, что казнить людей отвратительно.
Отец его сам стал защищать сына и, предвидя, что его сына все же обвинят и посадят в тюрьму, вот чем он кончил свою речь.
«Сын мой, тебе делают сегодня великую честь: тебя считают достойным страдать за правду. С сегодняшнего дня ты вступаешь в действительную жизнь. Ты можешь гордиться, что в твоих летах ты уже на той скамье, на которой сидели Беранже и Шатобриан, будь тверд и незыблем в твоих убеждениях, ты их принес в крови, ты им научился у твоего отца».
Сына Гюго осудили на шесть месяцев. Когда они с отцом вышли из суда, народ, ожидавший их, окружил карету и кричал: «Да здравствует Гюго!» Гюго отвечал: «Да здравствует республика!»
Ты видишь, дружок Саша, что как ни больно отцу, что он должен сына отдать в тюрьму, но для него этот день останется как один из лучших в жизни. Вспомни маленького Грибуля и он пострадал за правду и за желание, чтобы всем было хорошо. Те, которые гонят, осуждают за это, те хотят, чтоб только им было хорошо.
Надобно быть или Грибулем, или Бурбоном: надобно бороться, собою жертвовать или приносить себя на жертву друзей и врагов. Но быть Грибулем не только выше, но и веселее. Помнишь, как он в тюрьме приучил мышей, лягушек и пел песни? На совести у него ничего не было, он сделал свое дело, а какой-нибудь Бурбон, отравивши жизнь другим, мучится, завидует, боится, стыдится.
Так-то и я хочу со временем видеть тебя идущего по дороге, по которой я шел 25 лет. Не думай, чтобы нужно было натыкаться самому на беды - нет, надобно быть готовому на всякую борьбу. Не придет она - можно другое делать. Но если придет - что бы ни было, стой за свою истину, за то, что ты любишь, а там, что бы ни вышло.
Целую тебя крепко.
Занимайся, как можно больше, русским языком. Ты никогда не забывай, что ты должен быть русским.
Бланк оценивания
Стадия вызова
Работа в группе
Работа по произведению
Обобщение
Общий балл
Понимание
Применение
Оценивание
Бланк оценивания
Фамилия учащегося ______________________ Класс _______ Дата _______
Стадия вызова
Работа в группе
Работа по произведению
Обобщение
Общий балл
Зн Бланк оценивания
Фамилия учащегося ______________________ Класс _______ Дата _______
Стадия вызова
Работа в группе
Работа по произведению
Обобщение
Общий балл
Понимание
Применение
Оценивание
Понимание
Применение
Оценивание
Бланк оценивания
Фамилия учащегося ______________________ Класс _______ Дата _______
Стадия вызова
Работа в группе
Работа по произведению
Обобщение
Общий балл
Понимание
Применение
Оценивание
Бланк оценивания
Фамилия учащегося ______________________ Класс _______ Дата _______
Стадия вызова
Работа в группе
Работа по произведению
Обобщение
Общий балл
Понимание
Применение
Оценивание
Бланк оценивания
Фамилия учащегося ______________________ Класс _______ Дата _______
Стадия вызова
Работа в группе
Работа по произведению
Обобщение
Общий балл
Понимание
Применение
Оценивание
В Центральном государственном архиве древних актов в Москве хранится личный фонд Голохвастовых. Среди пожелтевших бумаг архива материалы о имущественном положении вотчин Голохвастовых, донесения бурмистров и распоряжения вотчинников и их родственников. Среди последних упоминаются и Яковлевы. А ниточка от Яковлевых ведет к великому русскому революционеру-демократу Александру Ивановичу Герцену.
Голохвастовы имели несколько вотчин в костромском крае - под Чухломой, Буем и Парфеньевым . И эта, последняя, имеет отношение к Герцену - он называл ее Костромской.
В своих мемуарах «Былое и думы» Герцен неоднократно упоминает о вотчине, а в письмах из-за границы к управляющему просит благодарить крестьян вотчины и посылает им приветы.
Род Голохвастовых древний. Выходцы из Польши, они служили в России со времен Ивана Грозного, но среди них не было выдающихся государственных деятелей. Не миновал гнев грозного царя одного из Голохвастовых, Никиты Казариновича, воеводы г. Михайловского, которого за сдачу города заточили в монастырь, а потом казнили, взорвав на бочке с порохом, и о котором Иван Грозный сказал: «Схимник ангелов и должен летать на небе».
История на своих страницах сохранила и сведения, когда Алексей Голохвастов в 1609 г. отличился как один из воевод, защищавших Троице-Сергиев монастырь от войск Сапеги и Лисовского.
У Ивана Алексеевича Яковлева, отца Герцена, была сестра Елизавета Алексеевна, вышедшая замуж за П.И.Голохвастова, и этим браком Яковлевы породнились с Голохвастовыми.
Род Яковлевых тоже древний и идет от Якова Захарьевича, по имени которого и фамилия Яковлевы.
Дед Ивана Алексеевича Яковлева Александр Андреевич служил секретарем у Екатерины II, и его сын Алексей Александрович был женат на княжне Наталье Борисовне Мещерской, которая приходилась бабкой Герцену.
У Алексея Александровича Яковлева было шесть сыновей, и в числе их Александр, Лев и брат их Иван Алексеевич - отец Герцена.
Иван Алексеевич Яковлев - отец Герцена
В своих мемуарах Герцен тепло отзывается о дяде Льве Алексеевиче Яковлеве, носившем прозвище «Сенатор». Большую часть жизни Лев Алексеевич прожил за границей, служа в посольствах Германии, Англии.
Это он помог своему брату Ивану Алексеевичу вывезти из Германии Луизу Гаак, которая и стала матерью Герцена.
Вотчина под Парфеньевым, центром которой была деревня Лепихино (сейчас в Парфеньевском районе Костромской области), принадлежала бабке Герцена, Мещерской, а потом ею владел Лев Алексеевич Яковлев.
В 1785 году крестьяне Лепихинской вотчины писали в своей челобитной: «Государю нашему Льву Алексеевичу могути нас своих сирот многие на пропитание покупают хлеб с базаров, нане в нашей вотчине судом Божием много народу вымерло, а народ был все в поре, непрестарелый, ходили по городам. А еще писано от Вас взять от нас 8 мальчиков, то милостливый государь могите нас помиловать. Отправили бы оброк в Москву и с ходаками писано к нам от ея сиятельства княжны Анны Борисовны, чтобы выбрать 10 человек плотников хороших умеющих и прислать к Москве, просим Вас могите помиловать послать не можно посвоей нужде плотники нанялись на работы. Староста Лука Иванов и все крестьяне Ваши господские к стопам вашим припадают».
Упомянутая в челобитной крестьян Анна Борисовна Мещерская - тетка Герцена, престарелая княжна-девица, пользовавшаяся общим уважением в семье. И всегда, когда мальчику-Герцену приходилось бывать в огромном княжеском доме в Москве, его охватывал страх. Анфилады мрачных пустынных комнат с мебелью в чехлах, дремлющие на рундуках многочисленные слуги и в отдаленной угловой комнате, в чепце и в кружевах, в кресле - высохшая старая княжна, окруженная приживалками и собачонками, - живой прототип пушкинской Пиковой дамы.
После смерти Льва Алексеевича Лепихинская вотчина перешла к его племяннику, Алексею Александровичу Яковлеву - двоюродному брату Герцена, известному по прозвищу «Химик». Страстно влюбленный в химию, он жил отшельником, занимая всего одну комнату в своем огромном доме в Москве. С утра до вечера он, как средневековый алхимик, что-то смешивал в ретортах, поджигал, взрывал, и его халат, с которым он никогда не расставался, прожженный и залитый реактивами, был лучшим доказательством его трудолюбия. В Москве он слыл за чудака, и в высшем свете о нем злословили, как писал Грибоедов в «Горе от ума»:
Он химик, он ботаник,
Князь Федор - наш племянник.
А.И.Герцен был побочный сын (как тогда говорили, незаконнорожденный) И.А.Яковлева, очень любившего его. Фамилию сыну отец придумал, произведя ее от немецкого слова «герц» (сердце), подчеркивая этим особое расположение к сыну.
По той же причине Герцен не мог носить фамилию «Яковлев» и наследовать недвижимое имущество отца. Все поместья И.А.Яковлева после его смерти переходили к его племяннику Д.П.Голохвастову.
Отец этого Д.П.Голохвастова слыл в Москве большим барином и отчасти вольнодумцем. Он настоял, чтобы молодой племянник его, Герцен, поступил учиться в Московский университет, который и сформировал мировоззрение Герцена.
Перед смертью отец Герцена решил привести свои дела в порядок и обеспечить в материальном отношении своего любимого побочного сына. Он завещал ему свою подмосковную вотчину Порковско-Засекино, но Герцен по своим убеждениям от нее отказался. И только по настоятельной просьбе друга семьи Яковлевых Ольги Александровны Жеребцовой (урожденной Зубовой), в обмен на подмосковную вотчину, Герцен согласился на владение Лепихинской вотчиной. О.А.Жеребцова была удивительная женщина, умная и образованная, красавица в молодости, известная в свете под именем «Московская львица».
Сестра последнего фаворита Екатерины II, графа П.А.Зубова, она участвовала с Зубовыми в заговоре против Павла. Рано овдовев, уехала за границу, вращаясь там в аристократических кругах, вскружила головы многим государственным деятелям. «Сам принц Валлийский, будущий король Англии, был у ее ног», - писал Герцен в своих воспоминаниях о ней. Вернувшись из-за границы на склоне лет, она стала другом семьи Яковлевых и принимала большое участие в судьбе Герцена. Она любила его и видела в нем новую молодую Россию. Это она помогла Герцену освободиться из Вятской ссылки, и ей же обязан он выездом за границу, когда правительство не хотело отпускать его из России.
Лепихинская вотчина, которую Ольга Александровна так настойчиво рекомендовала Яковлеву передать его сыну, Герцену, соседствовала с вотчиной Зубовых, и Ольга Александровна хорошо ее знала.
Крестьяне там были отходниками-плотниками и оброк платили помещику деньгами, которые можно было переводить и за границу, где жил тогда Герцен.
Официально передать Лепихинскую вотчину своему сыну отец не мог, поэтому он составил фиктивную купчим на нее и по ней передал вотчину. Многие осуждали Герцена за то, что при его демократических взглядах и убеждениях он мог иметь крепостных. Но для этого была причина.
Герцен, задумав уехать за границу, чтобы оттуда вести борьбу с русским самодержавием, знал, что для этого надо было иметь денежные средства.
Он писал: «Деньги - независимость, сила, оружие, а оружие никто не бросит во время войны, хотя оно и было бы неприятельское, поэтому я счел справедливым и необходимым принять меры, чтобы вырвать что можно из медвежьих лап русского правительства».
Ежегодный доход от Лепихинской вотчины в сумме 2024 рубля поверенный Герцена А.С.Ключарев пересылал за границу, куда Герцен эмигрировал, а там деньги шли на издание антиправительственной литературы, в том числе «Колокола».
Узнав об этом, жандармы Николая 1 запретили пересылать деньги Герцену, Николай на докладе жандармов написал резолюцию: «Очень замечательно. Это Герцен тот, который мною был выслан, кажется в Кострому, а через Жуковского, наследником (сыном Николая. - Д.Б.) выпрошено прощение. Надо велеть положить запрещение на его имение, а ему немедленно велеть воротиться.»
Ошибался царь - Герцен был выслан не в Кострому, а в Вятку. Из писем Герцена известно, что его взгляды на Лепихинское имение были особые. 15 февраля 1849 г. Герцен сообщал Ключареву: «Я писал к Егору Ивановичу (брату Герцена, жившему в России - Д.Б.) насчет продажи костромских крестьян и решительно передумал. Это имение я ни за что не продам, я имею насчет его совсем иные виды». Видимо, Герцен хотел освободить своих крестьян.
Все же другие имения И.А.Яковлева наследовал его племянник Д.П.Голохвастов - двоюродный брат Герцена, служивший попечителем Московского университета, известный своими реакционными взглядами. Герцен резко расходился со своим братом в вопросах государственного устройства России и порядка в ней. Тем не менее, получив в наследство имения Яковлева, Д.П.Голохвастов считал себя морально обязанным оказывать помощь Герцену.
В архиве Голохвастовых сохранилось письмо И.Терентьева - старосты крестьян-отходников, работавших по подрядам в Петербурге, на имя Д.П.Голохвастова: «По приказанию Вашего превосходительства собран мною оброк с крестьян 9450 рублей, которых часть имею представить Александру Ивановичу Герцену. Я предлагал 2000 рублей, но он теперь не имеет надобности в деньгах и оные не принял» . Видимо, и взгляды Герцена, осуждавшего эксплуатацию крестьян, и личная неприязнь к Д.П.Голохвастову послужили причиной отказа от денежной подачки Голохвастова.
Когда же А.И.Герцен по требованию правительства отказался вернуться в Россию, на костромскую его вотчину наложили секвестр, опекуном вотчины назначили чухломского помещика С. В.Перфильева, а доходы с вотчины стали поступать в казну.
В крепостной России 40-х годов XIX века он сумел подняться на такую высоту, что встал в уровень с величайшими мыслителями своего времени.
В. И. Ленин
Мы… видим в новой философии берег, на котором мы стоим, готовые покинуть его при первом попутном ветре, готовые сказать спасибо за гостеприимство и, оттолкнув его, плыть к иным пристаням.
А. И. Герцен
ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Володин Александр Иванович (1933 год рождения) - кандидат философских наук, доцент кафедры философии Академии общественных наук при ЦК КПСС. Основные работы посвящены преимущественно истории философской и социально-политической мысли XIX в.: «В поисках революционной теории (А. И. Герцен)». М., 1962; «Революционные идеи XVIII–XIX веков». Гавана, 1963 (на исп. яз., в соавторстве); «Учение о развитии общества». М., 1964; «Начало социалистической мысли в России». М., 1966, и др.
Введение
Александр Иванович Герцен, великий русский мыслитель, писатель и революционер, родился в Москве в год наполеоновского нашествия на Россию, 25 марта (6 апреля) 1812 г.
Умер он во Франции, незадолго до возникновения первой пролетарской республики - знаменитой Парижской коммуны. Сердце Герцена навсегда остановилось 21 января 1870 г.
Между двумя датами - без малого 58 лет, большая человеческая жизнь, трудный и сложный путь непрестанных идейных исканий.
Главная веха на этом пути - революция 1848 г. Центральное событие европейской истории XIX в., она и жизненный путь Герцена резко поделила на две части.
До - Россия, родина…
После - эмиграция: Франция, Италия, Англия, Швейцария…
До - беззаботное, но какое-то одинокое детство; клятва, данная с другом, Николаем Огаревым, на Воробьевых горах, - отмстить за казненных императором Николаем I декабристов; университетские аудитории на Моховой, восторженное социалистическое вольномыслие; арест и Крутицкие казармы; ссылка; тайное венчание с любимой Наташей; возвращение в Москву; холодный, чиновничий Петербург; еще ссылка; опять Москва, напряженная литературная работа, горячие ратования со славянофилами…
После - бурные революционные грозы конца 40-х годов и долгое, тягостное послереволюционное похмелье; трагическая гибель матери, сына, смерть жены; основание вольной русской типографии; «Полярная звезда»; более чем десятилетний мощный набат «Колокола», горой вставшего за освобождение крестьян; участие в «польском деле»; новые семейные драмы; раздоры с «молодой» разночинной эмиграцией; разрыв с Михаилом Бакуниным…
До - первые литературные опыты 30-х годов, роман «Кто виноват?», повести «Сорока-воровка», «Доктор Крупов», циклы блестящих философских статей - «Дилетантизм в науке» и «Письма об изучении природы», слово, задавленное, придушенное, оскопленное царской цензурой; горькие размышления в дневнике: «Боже праведный!.. Весь талант должен быть употреблен на то, чтоб закрыть свою мысль под рабски вымышленными, условными словами и оборотами» (9, II, стр. 241) .
После - свободная речь человека, вырвавшегося из николаевской тюрьмы на вольный воздух, речь, прямо обращенная к друзьям и врагам, ко всему миру, к потомкам; книга поразительной исповеди - «С того берега»; мемуарная эпопея «Былое и думы»; многочисленные открытые письма - «Письма из Франции и Италии», «Письмо русского к Маццини», «Письма к будущему другу», «Письма к противнику», «Письма к путешественнику», «Письмо о свободе воли», «К старому товарищу».
До - молодая страстная вера в человечество, в его разум, в его прогресс, в неизбежное, близкое уже осуществление «рая на земле», социалистического идеала, социальной гармонии…
После - глубокий скепсис, обращенный на прежние надежды, на будущее Европы и на будущее вообще, на всякого рода социальные теории и прожекты и даже - временами - на собственную новую веру в возможность для России избежать капитализма, в социалистическую природу крестьянской общины…
До - убежденное проповедование идеи всеспасительности просвещения, знания, философии - «религия науки», как впоследствии назовет этот культ теории сам Герцен…
После: «Не ищи решений в этой книге - их нет в ней, их вообще нет у современного человека» (9, VI, стр. 7).
Так писал Герцен в посвящении «Сыну моему Александру», предпосланном русскому изданию «С того берега» (1855). Так он писал, а сам неутомимо, настойчиво искал эти решения: в книгах и в жизни, в Европе и в России, обращаясь мыслью в прошлое и стараясь заглянуть в завтра.
Но как же можно предсказать будущее, если история, как утверждалось в том же произведении «С того берега», никуда не идет, не имеет цели: «Если б человечество шло прямо к какому-нибудь результату, тогда истории не было бы»… «Объясните мне, пожалуйста, отчего верить в бога смешно, а верить в человечество не смешно; верить в царство небесное - глупо, а верить в земные утопии - умно? Отбросивши положительную религию, мы остались при всех религиозных привычках и, утратив рай на небе, верим в пришествие рая земного и хвастаемся этим» (9, VI, стр. 36, 104).
А вскоре - будто и не было этого отречения от веры в «рай земной» - Герцен торжественно провозглашает неизбежность социалистического будущего как «необходимого последствия» истории: «Пока существуют посылки, - а они так глубоко вросли в современную жизнь или выросли из такой глубины ее, что их с корнем вырвать нельзя, - социализм будет ставиться их живым силлогизмом…» (9, XIV, стр. 57). Преследование идей социализма безумно: «Как будто какое-нибудь развитие на череду, какое-нибудь логическое последствие ряда осуществившихся посылок можно остановить кулаком и бранью, не убивая организма или не делая из него урода» (9, XVIII, стр. 359).
Громадным препятствием социализму, раковой опухолью современного ему западного мира Герцен считал дух мещанства. «Мещанство - идеал, к которому стремится, подымается Европа со всех точек дна… Работник всех стран - будущий мещанин… Может, какой-нибудь кризис и спасет… Но откуда он придет, как, и вынесет ли его старое тело или нет? Этого я не знаю…» (9, XVI, стр. 137, 138, 148), - печально вещал Герцен.
А всего лишь через несколько лет, незадолго перед смертью, он же, но как будто другой человек, убежденно писал о том, что настоящая борьба мира доходов и мира труда не за горами и что история свершит этот свой акт в Париже…
Противоречия? Непоследовательность?
Но в этом-то, наверное, и состоит одна из характернейших черт герценовского мышления: оно все, сплошь, соткано из противоречий.
Противоречия эти имеют двойственную природу.
С одной стороны, они объясняются тем, что Герцен как мыслитель никогда не стоял на месте, что его идейное творчество постоянно носило поисковый характер. Резкий противник всякого рода доктринерства, духовной окостенелости, Герцен не строил законченных систем. «Искать в Герцене систему, стараться создать герценизм - было бы нелепо», - справедливо говорил А. В. Луначарский (29, стр. 259).
Еще с юности русский мыслитель был убежден в том, что «догматизм в науке не прогрессивен; совсем напротив, он заставляет живое мышление осесть каменной корой около своих начал» (9, III, стр. 198). Это убеждение он пронес через всю жизнь.
Отсюда - самокритичный характер мысли Герцена, отсутствие у него жестких формулировок, законченных выводов, вероятностность многих тезисов, диалогическая форма важнейших произведений.
Отсюда - и постоянное обращение его к трудам самых разных мыслителей, прошлых и настоящих, непрерывная учеба у них, их критическое переосмысливание не с целью подыскать дополнительные аргументы для какой-то своей доктрины, а с целью выявления и развития содержащихся в их учениях рациональных начал.
История болезни А. И. Герцена
Одно из существеннейших достоинств русского характера — чрезвычайная легкость принимать и усваивать себе плод чужого труда. И не только легко, но и ловко: в этом состоит одна из гуманнейших сторон нашего характера. Но это достоинство вместе с тем и значительный недостаток: мы редко имеем способность выдержанного, глубокого труда. Нам понравилось загребать жар чужими руками, нам показалось, что это в порядке вещей, чтоб Европа кровью и потом вырабатывала каждую истину и открытие: ей все мучения — тяжелая беременность, трудные роды, изнурительное кормление грудью — а дитя нам. Мы проглядели, что ребенок будет у нас — приемыш, что органической связи между нами и им нет...
А.И. Герцен, «Дилетантизм в науке»
С давних времен врачи связывали развитие диабета с нервными потрясениями. Т. Уиллис в своем учебнике еще в 1679 году говорил о том, что диабет развивается под действием «нервного сока». Спустя двести лет выдающийся психиатр Г. Модсли описал историю болезни прусского офицера, у которого диабет развился буквально в течение нескольких дней после возвращения с франко-прусской войны: бедняга узнал, что жена наставила ему рога! Конечно, сам стресс не вызывает диабета, иначе все россияне были бы больны им, но он спускает биохимическую «пружину» отягощенной наследственности. Любопытно описание «диабетической личности»: «апатичный, ипохондричный, упрямый и пассивный, незрелый и склонный к мазохизму» человек. Вот как! Это, несомненно, ерунда, а вот депрессия и диабет связаны. Депрессия совершенно четко ведет к нарушению гормонального фона и пищевого поведения. А теперь скажите, достаточны ли для развития депрессии такие факты биографии, как арест и ссылка, вынужденная эмиграция и лишение прав состояния, страстная любовь и измена любимой, гибель при кораблекрушении собственной матери и маленького сына, наконец, потеря жены и новорожденного сына, крах литературных начинаний и надежд, что в России когда-нибудь что-нибудь изменится к лучшему? Так вот, все это было (как и диабет) у Александра Ивановича Герцена…
Александр Герцен родился в семье богатого помещика, сорокапятилетнего Ивана Алексеевича Яковлева (1767-1846), и шестнадцатилетней Генриетты-Вильгельмины-Луизы Гааг, дочери мелкого чиновника казенной палаты Штутгарта. Брак родителей не был церковным (по современным понятиям — гражданский), и Герцен носил фамилию, придуманную отцом: Герцен — «сын сердца» (от нем. Herz-son). Хотя отец Герцена был очень богат (предки Яковлева были родственниками династии Романовых) и оставил сыну кроме имения еще и капитал в двести тысяч рублей (около миллиона тогдашних франков), жизнь Герцена в детстве и юности нельзя считать особенно счастливой. Отец то баловал его без меры, то охладевал. Повторилась история М.Е. Салтыкова-Щедрина и И.С. Тургенева, но там «помпадуршами» были матери, а тут куражился отец. Домашнее обучение у гувернеров и физико-математический факультет Московского университета — вот отрочество и молодость Александра Герцена. Примечательно, что болезни в детстве, от которых умирала половина российских детей до пяти лет, его, к счастью, обошли. Раннее увлечение идеями свободы, знакомство с людьми, исповедующими подобные взгляды, знаменитая клятва с Огаревым на Воробьевых горах — хрестоматийные факты биографии Герцена. И последствия вполне предсказуемые — два ареста и ссылка (хорошо, что не каторга!). После смерти отца в 1847 году Герцен, в то время настоящий «западник», предпочел уехать в Европу (финансово он был вполне обеспечен), где активно занимался общественной и издательской деятельностью, публицистикой и «большой» литературой.
Интересным моментом биографии А.И. Герцена является его знакомство с великим российским врачом Сергеем Петровичем Боткиным. Познакомились они тогда, когда Боткин еще не был тем Боткиным, которого знаем мы, ему было всего 27 лет. Первая их встреча произошла в 1859 г. в Лондоне. «...Сергей Петрович много рассказывал Герцену о Пирогове, о Крымской войне, о баснословных злоупотреблениях, простиравшихся до корпии... они продавали врачам корпию, которой недоставало для раненых». С.П. Боткин, личность обаятельная и интересная, произвел на А.И. Герцена приятное впечатление. На следующий день после их встречи Герцен сообщил Огареву: «Я Боткиным доволен без предела и конца, я ничего подобного не видал его осмотру». Находясь под впечатлением своего визита к Боткину, Александр Иванович писал Н.А. Тучковой-Огаревой: «Еще раз я должен заметить, что вниманием, умом и патологической догадливостью он выше других, мною виденных докторов». А.И. Герцена поразило исключительное внимание Боткина к больному (Сергей Петрович, судя по многочисленным свидетельствам, «отключался» от внешнего мира, когда смотрел больного, кроме которого для него в тот момент ничего не существовало!). Примечательно, что Боткин продемонстрировал Герцену свой неповторимый стиль — объяснить самому себе, больному, студентам и сотрудникам весь ход развития болезни и каждый симптом! А.И. Герцен, всегда интересовавшийся вопросами естествознания, был особенно доволен комментариями Боткина при назначении лечения. «Ясность его языка поразительна, — писал он. — Например, он не говорил, как о чуде, о действии Виши и Карлсбада... а химически объяснил, в чем влияние тех минеральных и других веществ, которые вносятся в тело». В этот период сам А.И. Герцен находился в зените славы. Незадолго до этого, 1 июля 1857 г., вышел первый номер «Колокола». К этому времени А.И. Герцен был уже автором известных работ. Его «Дилетантизм в науке» и «Письма об изучении природы» были заметной вехой в развитии естествознания того времени, а слава Боткина была еще впереди. Не очень понятно, по какому поводу Герцен обращался к С.П. Боткину, но из контекста вытекает, что речь шла о каких-то гастроэнтерологических проблемах (желчнокаменная болезнь?). А.И. Герцен еще многие месяцы был пациентом талантливого клинициста. Его письма к многочисленным друзьям и знакомым в это время заполнены самыми лестными отзывами о С.П. Боткине. А.И. Герцен «чрезмерно», «бесконечно», «безмерно» доволен своим талантливым врачом, которого называет «серьезным человеком», «единственным разумным врачом», но больше всего Герцен ценил в Боткине способность прогнозировать. Последними словами гениального мыслителя были: «Боткин страшный пророк медицины». Вероятно, Боткин осознавал всю серьезность болезни Герцена, которая укоротила его жизнь, и не скрывал от него фатальность прогноза. Арману Труссо приписывают афоризм «Если бы я знал прогноз каждой болезни, я бы знал половину медицины». Правда, во времена Боткина врачам трудно было ошибиться в прогнозе: любая мало-мальски серьезная болезнь укорачивала жизнь пациента независимо от его финансового благополучия и социального статуса.
…Интересно, что сближало врача и общественного деятеля: они оба боролись с эмпиризмом в естествознании, оба были решительными и сильными людьми. Правда, Герцен был умеренным западником, а Боткин, до самозабвения не любивший «немцев», был ближе к славянофилам! Несмотря на это, он не мог не оценить самобытность мышления и острый ум Герцена и стремился общаться с ним в то время, когда любая связь с Герценом рассматривалась как государственное преступление. В последние годы жизни А.И. Герцен серьезно заболел. По мнению французских врачей, это был диабет. Как свидетельствуют очевидцы, он внимательно следил за новыми методами терапии, применявшимися С.П. Боткиным, и страстно ждал его приезда за границу. Эта встреча состоялась осенью 1868 г. в Париже. С.П. Боткин поразил А.И. Герцена своей эрудицией, специальными знаниями. В письме к своему сыну Александру, уже крупному физиологу с европейским именем, А.И. Герцен делится своими впечатлениями от встречи с великим русским терапевтом: «Да, друг мой, такого доктора я, по крайней мере, не видал... Что за основательность, догадка и внимание... Вообще четыре дня с Боткиным мне открыли глаза на бездну вещей». В последний раз они встречались в Париже в 1869 году. Но и Боткин был бессилен перед страшным недугом А.И. Герцена…
Неизвестно, кто из врачей поставил Герцену диагноз смертельной тогда болезни, но произошло это в 1866 году. Понятно, что это был диабет 2-го типа, инсулиннезависимый, «диабет второй половины» жизни. Заболел, конечно, А.И. Герцен раньше. Диабет не случайно называют «болезнь-притворщик». Сейчас многие знают, что надо бить тревогу, когда появляется сильная жажда, особенно через 1-2 часа после еды, учащенное мочеиспускание, сухость во рту, усиливается аппетит. Несмотря на это больной быстро худеет. Сухая кожа и ее сильный зуд, воспалительные поражения кожи, поражение нервной системы, угнетенное настроение, ипохондрия, ухудшение зрения вплоть до внезапной слепоты — вот симптомы диабета, которые больной может обнаружить сам. Нет сомнения, что так было и в случае А.И. Герцена, но тогда этого не знали, и, когда он обратился к врачам, болезнь уже продвинулась далеко. Он «быстро похудел, пожелтел и постарел», — пишет современник. Врачи того времени знали о существовании «сахарного мочеизнурения», но не знали ни его природы, ни методов лечения. Достаточно сказать, что современник Герцена, знаменитый парижский профессор Пьер-Адольф Пиорри предлагал лечить его… большим количеством сахара! Врачи назначали пациентам с диабетом покой и даже… морфий, помогавший пациенту «расслабиться и забыться»… Обнаружить сахар в моче врачи того времени, благодаря работам Г.фон Фелинга (1812-1885), Э. Пелиго (1811-1890), Э-Ж Моуменя (1818-1885), Д.О. Риса (1813-1889), Ф. Хоума (1719-1813), Л.-Ж. Дюбоска (1817-1886), М. Шевреля (1786-1889) и К. Троммера (1806-1879) могли, что и делалось Ж. Шарко во время последней болезни А.И. Герцена. Но глюкоза может быть повышена в крови, но не появляться в моче, сохраняя свое разрушительное действие. Методы лечения диабета, кроме диеты, были в то время, безусловно, шаманскими. Герцен скептически говорил: «…доктора — дураки, они чуть не уморили меня этими старыми средствами и диетой…». Доктора дураками не были, но их беспомощность подтвердил финал жизни Герцена — в доинсулиновую эпоху больные диабетом нередко погибали именно от крупозной пневмонии.
В те времена врачи компенсировали отсутствие УЗИ и рентгена высокой наблюдательностью. Они знали до тонкостей течение многих болезней, в том числе тот факт, что начало крупозной пневмонии можно указать с точностью до дней и часов, поэтому точно известно, что А.И. Герцен заболел 17 января 1870 года. Примечательно, что болезнь (крупозное воспаление левого легкого) развивалась у него классически: острая боль в грудной клетке, лихорадка, слабость и озноб. Температура быстро стала критической, и начался бред. Утром следующего дня к Герцену пригласили виднейшего французского интерниста и невролога, профессора клиники Сальпетриер, Жана-Мартина Шарко (1825-1893). Опытный клиницист, Шарко сразу пошел по правильному пути и начал с выслушивания грудной клетки больного, но ничего не услышал, хотя и назначил больному банки («вантузы») на грудную клетку и отхаркивающий «сироп». Ему сказали о диабете Герцена, и Шарко в течение всей болезни дважды производил анализ мочи. Уже на следующий день Ж. Шарко обнаружил у Герцена кардинальный симптом — «начальную крепитацию», которая считалась патогномоничной для крупозной пневмонии. Он сказал об этом пациенту, а Герцен много раз говорил близким: «Я умру или параличом, или воспалением легких». Но больной не обратил на это внимания. Его состояние было слишком тяжелым. После «консилиума» Ж.-М. Шарко и некоего доктора Du Brise Герцену прописали пилюли с хинином и мускусом: доктора опасались рокового кризиса пневмонии. Действительно, это было грозное осложнение, в эпоху до антибиотиков — настоящая катастрофа. Во время кризиса пневмонии, кстати говоря, погиб и главный (после Гервега, любовника жены!) недруг Герцена — император Николай I.
Любопытно, что историк называет Герцена личностью «светлой, гармонической, эллинской … в своем стремлении во что бы то ни стало найти выход, положительное решение», несмотря на то, что жизнь его была и трагична, и страдательна, но светлое начало Герцена лишь сильнее обнаруживалось на этом фоне. Удачно сказано: «На свету — все светится, другое дело — во мраке». У Герцена больше, чем у других известных литераторов, натура безусловно требовала найти положительный выход не вообще, в будущем, для человечества, а в частности — сейчас, в себе самом, для себя. Это совсем не вяжется с его общепризнанной общественной ролью, но тем не менее это так. После самых тяжелых, черных месяцев своей жизни Герцен пишет: «Все люди разделяются на две категории: одни, которые, сломавшись, склоняют голову, — это святые, монахи, консерваторы; другие наргируют (от французского narguer — бросать вызов) судьбу, на полу дрягают ногами в цепях, бранятся — это воины, бойцы, революционеры». Он и был революционером, воином, бойцом. Многое он смог преодолеть, перестрадать, пережить, но против роковой болезни оказался бессилен…
Николай Ларинский, 2012
Александр Иванович Герцен (1812–1870) был незаконным сыном богатого русского помещика Яковлева и немецкой девушки Луизы Гааг, увезенной им в Россию из Штутгарта. Мальчиком четырнадцати лет во время коронации Николая I в Москве (после казни декабристов), находясь в толпе «перед алтарем, оскверненным кровавой молитвой» («Былое и думы»), Герцен «клялся отомстить за казненных и обрекал себя на борьбу с этим троном, с этим алтарем, с этими пушками» (там же).
Герцен окончил физико-математическое отделение Московского университета. В бытность студентом он сильно увлекался социализмом Сен-Симона. В 1834 г. Герцен был арестован и выслан на северо-восток России, где его обязали работать в правительственном учреждении. В 1842 г. он вышел в отставку, поселился в Москве и посвятил себя усиленному чтению и литературной работе. В 1847 г. Герцен эмигрировал во Францию. В 1855 г. Герцен начал издавать журнал «Полярная Звезда», затем «Колокол». Влияние Герцена на русскую общественную жизнь было значительным. Тем не менее этот человек не создал ничего оригинального в философии. Философские работы Герцена немногочисленны: очерки «Дилетантизм в науке» (1843), «Письма об изучении природы» (1845–1846) и «Письмо сыну- А. А. Герцену» (о свободе и вере) (1876) .
Идеология Герцена сформировалась под влиянием социалистических идей Сен-Симона, философских взглядов. Шиллера, естественнонаучных трудов Гёте, а впоследствии философии Гегеля, Фейербаха и Прудона. Герцен не интересовался теоретической стороной философии. Философия интересовала его постольку, поскольку ее можно было применить на практике, в борьбе за свободу и достоинство личности, за осуществление социальной справедливости.
Ленин охарактеризовал идеологию Герцена следующим образом: «Он пошел дальше Гегеля, к материализму, вслед за Фейербахом…Герцен вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился перед - историческим материализмом. Эта «остановка» и вызвала духовный крах Герцена после поражения революции 1848 г.» . Слова Ленина выражают типичную для большевиков тенденцию рассматривать как материалиста любого автора, признающего наличие тесной связи между психическим и физическим процессами. Однако на самом деле у Герцена можно обнаружить лишь отрицательное отношение к религии, к идее личного Бога и личного бессмертия. Его взгляды нельзя отождествлять с классическим материализмом, согласно которому психические процессы пассивны и всецело зависят от материальных процессов. Имея естественнонаучное образование, Герцен высоко ценил связь между философией и естествознанием. В то же время он утверждал, что природу следует истолковывать не только методом «чувственной достоверности» (I, 96), но и методом «спекулятивной натуры», которым пользовался Гёте в своих работах по естествознанию (116). «Материалисты-метафизики, - говорил он, - совсем не то писали, о чем хотели; они до внутренней стороны своего вопроса и не коснулись, а говорили только о внешнем процессе; его они изображали довольно верно, и никто с ними не спорит; но они думали, что это всё, и ошибались: теория чувственного мышления была своего рода механическая психология, как воззрение Ньютона - механическая космология… Вообще материалисты никак не могли понять объективность разума…У них бытие и мышление или распадаются, или действуют друг на друга внешним образом» . Ограниченное рационалистическое мышление ведет к тому, что «материализму надо было последним словом своим принять не робкое и шаткое полупризнание сущности, а. полное отречение от нее» . «Декарт никогда не мог возвыситься до понятия жизни». Он рассматривает тело как машину (I,246–247).
Герцен признавал существование объективного разума в основе природы и называл положение Гегеля о том, «что все действительное разумно, все разумное действительно» - «великой мыслью» (I, 80). В то же время Герцен боролся с ложным истолкованием этого положения и выступал против тех, кто проповедовал «примирение со всей темной стороной современной жизни, называя все случайное, ежедневное, отжившее, словом, все, что ни встретится на улице, действительным и, следовательно, имеющим право на признание» (I, 80).
Герцен не был материалистом как в юные годы, так и в конце своей жизни. Когда его сын, физиолог, прочитал лекцию, в которой он доказывал, что вся деятельность людей и животных суть рефлексы и что, следовательно, нет места свободной воле, Герцен написал «Письмо сыну - А. А. Герцену». «Все явления исторического мира, все проявления организмов - кучевых, сложных, организмов второго порядка - основываются на физиологии, но идут дальше ее…Ход развития истории есть не что иное, как постоянная эмансипация человеческой личности от одного рабства вслед за другим, от одной власти вслед за другой вплоть до наибольшего соответствия между разумом и деятельностью, - соответствия, в котором человек и чувствует себя свободным». «Нравственная свобода есть, таким образом, реальность психологическая…» . Понятие о свободе, развитое в этом письме, является только относительным и, по-видимому, соответствует рамкам детерминизма. Однако детерминистское понимание психологической нравственной свободы не может быть разработано в пределах материалистической системы. Оно предполагает наличие объективного разума в основе природы.
Герцен язвительно критиковал учение славянофилов, поскольку последние идеализировали православие и поддерживали самодержавие. Но после подавления революционного движения 1848 г. Герцен разочаровался в Западной Европе и ее «мелкобуржуазном» духе. В это время он пришел к мысли, что русская деревенская община и артель содержат задатки социализма, который найдет свое осуществление в России скорее, чем в какой-либо другой стране. Деревенская община означала для него крестьянский коммунизм . Поэтому Герцен пришел к мысли о том, что возможно примирение со славянофилами. В своей статье «Московский панславизм и русский европеизм» (1851) он писал: разве социализм «не принимается ли он славянофилами так же, как нами? Это мост, на котором мы можем подать друг другу руку» (I,348).
Герцен верил в будущее социализма. Однако он никогда не рассматривал социализм как совершенную форму общественных отношений. В 1849 г. он писал: «Социализм разовьется во всех фазах своих до крайних последствий, до нелепостей. Тогда снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства крик отрицания, и снова начнется смертная борьба, в которой социализм займет место нынешнего консерватизма и будет побежден грядущею, неизвестною нам революцией» .
В 1869 г. Герцен написал статью «К старому товарищу» (М. Бакунину). В статье он писал, что не верит в «прежние революционные пути» (II, 310) и советует «постепенность» в общественном развитии. В настоящее время эту статью с большой пользой для себя могли бы прочитать как сторонники насильственных революционных мер, так и консерваторы - все те, кто не видит нужды в социальных реформах, обеспечивающих каждому человеку материальные условия для приличной жизни
