Давно, когда ещё дедушка был молодой, в семье появилась юная краснощёкая Наташка. Из-за просьб её отца – кларнетиста Саввы, она стала прислужниц бабушки. Эта горничная имела особую кротость нрава и большое усердие в работе. Вскоре родилась матушка и Наташка была назначена для неё няней. В дальнейшем её служба заслуживала многих похвал, она полюбилась для всех и стала практически родной.
Так сложилось, что её невлюбчивое сердце пленил молодой официант Фока. Наташка так сильно к нему привязалась, что осмелилась просить у деда разрешение на женитьбу, но тот счёл это за большую неблагодарность и сослал её в наказание на скотный двор.
Прошло пол года и никто не смог заменить прошлую няню. Тогда дедушка вернул Наташку обратно, и она дав обещание, что больше не повторит прошлых ошибок, снова взялась за старую работу. Слово действительно было сдержанно ею. Также, надев чепец, Наташка стала Натальей Савишной. Теперь всё любовь она отдавала только своей барышне.
Спустя долгое, время maman женилась и захотела отблагодарить свою няню за трудолюбие и нежное отношение. Позвав Наталья Савишну матушка выразила множество самых лестных слов ей и преподнесла грамотную бумагу, которая давала полную вольность, и объяснила, что каждый год она будет получать 300 пенсионных рублей, даже если не останется с ними.
Наталья Савишна выслушала, схватила документ, со злостью посмотрела на него и непонятно бормоча выбежала из комнаты. Ничего не понимающая maman зашла к ней. Та сидела на одном из своих сундуков, глаза её были заплаканы. На полу валялась изорванная вольная. Поговорив с няней матушка узнала, что та была сильно оскорблена этой грамотой и подумала, что её хотят выгнать из дома. Обнявшись они долго сидели и плакали. Больше такого никогда не повторялось.
Наталья Савишна всегда была готова выслушать, успокоить и приласкать любого. Она могла помочь в любую минуту. У неё всегда находилась необходимая для кого-то вещь. Но при всем этом, однажды, наш главный герой - Николинька очень рассердился на эту милую старушку, когда она, по просьбе матушки, наказала его за разлитый им квас на белую скатерть. Наталья Савишна потёрла лицо мальчика той скатёркой, приговаривая какой он совершил нехороший поступок. Это было оскорбление для него. Николенька плакал сначала от горечи, но потом от стыда, так как его обидчица извинилась и дала некоторые сладость, чтоб искупить вину.
Эта глава учит любить свою работу, быть ответственным за поступки, всегда всё делать добросовестно и с душой, тогда и люди будут относиться к тебе также. Рассказ говорит, что самое главное в жизни - это взаимоотношения, а не богатство и имущество.
Картинка или рисунок Глава Наталья Савишна (Детство)
Другие пересказы для читательского дневника
- Краткое содержание Оперы Евгений Онегин Чайковского
Летний день в давно забытой деревне. В поместье принадлежащим Лариным кипит работа. Хозяйка в достаточно запущенном саду варит варенье, ей помогает старенькая женщина няня ее дочерей
- Краткое содержание Сны Веры Павловны в романе Чернышевского Что делать?
1-й сон Приснился Вере Павловне странный сон. Будто заперта она в подземелье, а потом раз, и на воздухе оказалась в полях колосистых. Затем смотрит: больна она – а потом, раз, и выздоровела
- Краткое содержание Драгунский Англичанин Павля
Юмористическую историю «Англичанин Павля» написал советский писатель Виктор Юзефович Драгунский. Это произведение входит в сборник «Денискины рассказы». Главный герой этих произведений - мальчик Дениска
- Краткое содержание Шукшин Срезал
Василий Шукшин Макарович был советским кинорежиссером, сценаристом. Рассказ «Срезал», раскрывает мировоззрение самого автора. Глеб Капустин является главным героем рассказа. Глеб проживает в деревне Новая, работает на пилораме
- Краткое содержание Горный мастер Бажов
В этом рассказе Бажова речь идет о верности, доверии близкому человеку. Главная героиня – Катерина осталась одна, ее жених Данила пропал. Болтали всякое: будто сбежал, будто сгинул
В половине прошлого столетия по дворам села Хабаровки бегала в затрапезном платье босоногая, но веселая, толстая и краснощекая девка Наташка . По заслугам и просьбе отца ее, кларнетиста Саввы, дед мой взял ее вверх – находиться в числе женской прислуги бабушки Горничная Наташка отличалась в этой должности кротостью нрава и усердием. Когда родилась матушка и понадобилась няня, эту обязанность возложили на Наташку. И на этом новом поприще она заслужила похвалы и награды за свою деятельность, верность и привязанность к молодой госпоже. Но напудренная голова и чулки с пряжками молодого бойкого официанта Фоки, имевшего по службе частые сношения с Натальей, пленили ее грубое, но любящее сердце. Она даже сама решилась идти к дедушке просить позволенья выйти за Фоку замуж. Дедушка принял ее желание за неблагодарность, прогневался и сослал бедную Наталью за наказание на скотный двор в степную деревню. Через шесть месяцев, однако, так как никто не мог заменить Наталью, она была возвращена в двор и в прежнюю должность. Возвратившись в затрапезке из изгнания, она явилась к дедушке, упала ему в ноги и просила возвратить ей милость, ласку и забыть ту дурь, которая на нее нашла было и которая, она клялась, уже больше не возвратится. И действительно, она сдержала свое слово.
С тех пор Наташка сделалась Натальей Савишной и надела чепец: весь запас любви, который в ней хранился, она перенесла на барышню свою.
Когда подле матушки заменила ее гувернантка, она получила ключи от кладовой, и ей на руки сданы были белье и вся провизия. Новые обязанности эти она исполняла с тем же усердием и любовью. Она вся жила в барском добре, во всем видела трату, порчу, расхищение и всеми средствами старалась противодействовать.
Когда maman вышла замуж, желая чем?нибудь отблагодарить Наталью Савишну за ее двадцатилетние труды и привязанность, она позвала ее к себе и, выразив в самых лестных словах всю свою к ней признательность и любовь, вручила ей лист гербовой бумаги, на котором была написана вольная Наталье Савишне, и сказала, что, несмотря на то, будет ли она или нет продолжать служить в нашем доме, она всегда будет получать ежегодную пенсию в триста рублей. Наталья Савишна молча выслушала все это, потом, взяв в руки документ, злобно взглянула на него, пробормотала что?то сквозь зубы и выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Не понимая причины такого странного поступка, maman немного погодя вошла в комнату Натальи Савишны. Она сидела с заплаканными глазами на сундуке, перебирая пальцами носовой платок, и пристально смотрела на валявшиеся на полу перед ней клочки изорванной вольной.
– Что с вами, голубушка Наталья Савишна? – спросила maman, взяв ее за руку.
– Ничего, матушка, – отвечала она, – должно быть, я вам чем?нибудь противна, что вы меня со двора гоните… Что ж, я пойду.
Она вырвала свою руку и, едва удерживаясь от слез, хотела уйти из комнаты. Maman удержала ее, обняла, и они обе расплакались.
С тех пор как я себя помню, помню я и Наталью Савишну, ее любовь и ласки; но теперь только умею ценить их, – тогда же мне и в голову не приходило, какое редкое, чудесное создание была эта старушка. Она не только никогда не говорила, но и не думала, кажется, о себе: вся жизнь ее была любовь и самопожертвование. Я так привык к ее бескорыстной, нежной любви к нам, что и не воображал, чтобы это могло быть иначе, нисколько не был благодарен ей и никогда не задавал себе вопросов: а что, счастлива ли она? довольна ли?
Бывало, под предлогом необходимой надобности, прибежишь от урока в ее комнатку, усядешься и начинаешь мечтать вслух, нисколько не стесняясь ее присутствием. Всегда она бывала чем?нибудь занята: или вязала чулок, или рылась в сундуках, которыми была наполнена ее комната, или записывала белье и, слушая всякий вздор, который я говорил, «как, когда я буду генералом, я женюсь на чудесной красавице, куплю себе рыжую лошадь, построю стеклянный дом и выпишу родных Карла Иваныча из Саксонии» и т. д., она приговаривала: «Да, мой батюшка, да». Обыкновенно, когда я вставал и собирался уходить, она отворяла голубой сундук, на крышке которого снутри – как теперь помню – были наклеены крашеное изображение какого?то гусара, картинка с помадной баночки и рисунок Володи, – вынимала из этого сундука куренье, зажигала его и, помахивая, говаривала;
– Это, батюшка, еще очаковское куренье. Когда ваш покойник дедушка – царство небесное – под турку ходили, так оттуда еще привезли. Вот уж последний кусочек остался, – прибавляла она со вздохом.
В сундуках, которыми была наполнена ее комната, было решительно все. Что бы ни понадобилось, обыкновенно говаривали: «Надо спросить у Натальи Савишны», – и действительно, порывшись немного, она находила требуемый предмет и говаривала: «Вот и хорошо, что припрятала». В сундуках этих были тысячи таких предметов, о которых никто в доме, кроме ее, не знал и не заботился.
Один раз я на нее рассердился. Вот как это было. За обедом, наливая себе квасу, я уронил графин и облил скатерть.
– Позовите?ка Наталью Савишну, чтобы она порадовалась на своего любимчика, – сказала maman.
Наталья Савишна вошла и, увидав лужу, которую я сделал, покачала головой; потом maman сказала ей что?то на ухо, и она, погрозившись на меня, вышла.
После обеда я, в самом веселом расположении духа, припрыгивая, отправился в залу, как вдруг из?за двери выскочила Наталья Савишна с скатертью в руке, поймала меня и, несмотря на отчаянное сопротивление с моей стороны, начала тереть меня мокрым по лицу, приговаривая: «Не пачкай скатертей, не пачкай скатертей!» Меня так это обидело, что я разревелся от злости.
«Как! – говорил я сам себе, прохаживаясь по зале и захлебываясь от слез. – Наталья Савишна, просто Наталья , говорит мне ты, и еще бьет меня по лицу мокрой скатертью, как дворового мальчишку. Нет, это ужасно!»
Когда Наталья Савишна увидала, что я распустил слюни, она тотчас же убежала, а я, продолжая прохаживаться, рассуждал о том, как бы отплатить дерзкой Наталье за нанесенное мне оскорбление.
Через несколько минут Наталья Савишна вернулась, робко подошла ко мне и начала увещевать:
– Полноте, мой батюшка, не плачьте… простите меня, дуру… я виновата… уж вы меня простите, мой голубчик… вот вам.
Она вынула из?под платка корнет, сделанный из красной бумаги, в котором были две карамельки и одна винная ягода, и дрожащей рукой подала его мне. У меня недоставало сил взглянуть в лицо доброй старушке: я, отвернувшись, принял подарок, и слезы потекли еще обильнее, но уже не от злости, а от любви и стыда.
Учитель Карл Иваныч
12-го августа 18..., на третий день после дня рождения Николеньки Иртеньева, когда ему исполнилось 10 лет, Карл Иванович разбудил его, ударив над головой по мухе. Николенька рассердился, так как считал, что его тревожат только потому, что он маленький.
Но потом Карл Иванович добрым голосом стал поднимать мальчика и, смеясь, щекотать пятки. Николенька брыкал ногами и старался удержаться от смеха. «Какой он все-таки добрый», —думал он. Ему одновременно хотелось смеяться и плакать. Чтобы объяснить Карлу Ивановичу причину своих слез, он придумал, что видел дурной сон — будто шашап умерла и ее несут хоронить.
После того как дети встали и умылись с помощью дядьки Николая, послышался голос Карла Ивановича, созывающий в классную комнату. Теперь это был уже другой голос — очень строгий: в нем не было той доброты, которая тронула Николеньку до слез.
Когда Карл Иванович бывал свободен, он часто сидел в кресле около маленького столика и читал, а рядом, на столике, лежали часы с нарисованным егерем, клетчатый платок, круглая черная табакерка. Бывало, он не замечал Николеньку, а тот тихонько стоял и думал: «Бедный, бедный старик! Нас много, мы играем, нам весело, а он один-одинешенек, и никто-то его не приласкает».
По утрам Карл Иванович вместе с детьми спускался вниз, в гостиную, — поздороваться с матушкой.
Когда Николенька вспоминал о матушке, ему никогда не удавалось воскресить в памяти общий ее образ. Ему вспоминались только ее карие глаза, выражающие всегда одинаковую доброту и любовь, родинка на шее, шитый белый воротничок, нежная сухая рука.
«Хорошо ли спали дети?» — спрашивала она по-немецки у Карла Ивановича.
Затем, поздоровавшись с Николенькой и внимательно посмотрев на него, шашап спросила, плакал ли он сегодня.
«Это я во сне плакал, шашап», — отвечал Николенька, вспоминая выдуманный сон и содрогаясь от ужаса.
Наталья Савишна
В середине прошлого столетия по дворам села Хабаровки бегала босоногая, толстая и краснощекая девка Наташка. По просьбе ее отца дед Николеньки взял девку в число женской прислуги бабушки. Горничная Наташка отличалась на этой должности кротостью и усердием.
Когда родилась матушка и понадобилась няня, эту обязанность возложили на Наташку. И на этом поприще она заслужила похвалы за верность и привязанность к своей госпоже. Но вскружил Наташке голову молодой бойкий официант Фока. Она даже сама пошла к дедушке просить позволения выйти замуж. Дедушка воспринял это как неблагодарность и велел отправить ее в далекую деревню на скотный двор. Через год Наташку возвратили; больше она никогда не помышляла о замужестве и стала зваться с тех пор Натальей Савишной.
Когда подле матушки ее заменили гувернанткой, она получила ключи от кладовой. Новые обязанности Наталья Савишна исполняла так же преданно и с любовью.
Выйдя замуж, maman в награду подарила своей бывшей няне вольную. Но Наталья Савишна расплакалась и не захотела ею воспользоваться. А когда у матушки появились дети, Наталья Савишна перенесла на них свою любовь.
Детство
Счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний о нем?
Набегавшись досыта, сидит, бывало, Николенька за чайным столом; он уже выпил свою чашку молока с сахаром, сон смыкает ему глаза, а он сидит и слушает, слушает...
И вот уже все разошлись. Николенька услышал милый знакомый голос: «Вставай, моя душечка, пора идти спать». И Николенька, обвив руками шею maman, восклицал: «Ах, милая, милая мамаша, как я тебя люблю!»
После этого, бывало, пойдет Николенька наверх, помолится, ляжет в постель, завернется в одеяло; на душе светло и отрадно; одни мечты гонят другие, — но о чем они? Они неуловимы, но исполнены чистой любви и надежды на светлое счастье.
Что ожидало нас в деревне
Больше месяца дети жили в Москве, в бабушкином доме. Потом приехал за ними отец, и они отправились снова в деревню. По дороге он был задумчив и грустен.
Старший брат Николеньки Володя спросил, не больна ли шашап. Отец с грустью кивнул головой.
Когда они приехали, им сказали, что Наталья Николаевна шестой день не выходит из спальни. Отец с детьми прошли к комнате матушки. Кто бы ни встречался им, все смотрели на детей с жалостью и со слезами на глазах.
Когда все вошли, глаза maman были открыты, но она ничего не видела. О, сколько страданий выражалось в этом взгляде!
Детей увели. Больше они не видели ее живой.
В половине прошлого столетия по дворам села Хабаровки
бегала в затрапезном платье босоногая, но веселая, толстая и
краснощекая девка Наташка. По заслугам и просьбе отца ее,
кларнетиста Саввы, дед мой взял ее в верх - находиться в числе
женской прислуги бабушки Горничная Наташка отличалась в этой
должности кротостью нрава и усердием. Когда родилась матушка и
понадобилась няня, эту обязанность возложили на Наташку. И на
этом новом поприще она заслужила похвалы и награды за свою
деятельность, верность и привязанность к молодой госпоже. Но
напудренная голова и чулки с пряжками молодого бойкого
официанта Фоки, имевшего по службе частые сношения с Натальей,
пленили ее грубое, но любящее сердце. Она даже сама решилась
идти к дедушке просить позволенья выйти за Фоку замуж. Дедушка
принял ее желание за неблагодарность, прогневался и сослал
бедную Наталью за наказание на скотный двор в степную деревню.
Через шесть месяцев, однако, так как никто не мог заменить
Наталью, она была возвращена в двор и в прежнюю должность.
Возвратившись в затрапезке из изгнания, она явилась к дедушке,
упала ему в ноги и просила возвратить ей милость, ласку и
забыть ту дурь, которая на нее нашла было и которая, она
клялась, уже больше не возвратится. И действительно, она
сдержала свое слово.
С тех пор Наташка сделалась Натальей Савишной и надела
чепец: весь запас любви, который в ней хранился, она перенесла
на барышню свою.
Когда подле матушки заменила ее гувернантка, она получила
ключи от кладовой, и ей на руки сданы были белье и вся
провизия. Новые обязанности эти она исполняла с тем же
усердием и любовью. Она вся жила в барском добре, во всем
видела трату, порчу, расхищение и всеми средствами старалась
противодействовать.
Когда maman вышла замуж, желая чем-нибудь отблагодарить
Наталью Савишну за ее двадцатилетние труды и привязанность,
она позвала ее к себе и, выразив в самых лестных словах всю
свою к ней признательность и любовь, вручила ей лист гербовой
бумаги, на котором была написана вольная Наталье Савишне, и
сказала, что, несмотря на то, будет ли она или нет продолжать
служить в нашем доме, она всегда будет получать ежегодную
пенсию в триста рублей. Наталья Савишна молча выслушала все
это, потом, взяв в руки документ, злобно взглянула на него,
пробормотала что-то сквозь зубы и выбежала из комнаты, хлопнув
дверью. Не понимая причины такого странного поступка, maman
немного погодя вошла в комнату Натальи Савишны. Она сидела с
заплаканными глазами на сундуке, перебирая пальцами носовой
платок, и пристально смотрела на валявшиеся на полу перед ней
клочки изорванной вольной.
Что с вами, голубушка Наталья Савишна? - спросила maman,
взяв ее за руку.
Ничего, матушка, - отвечала она, - должно быть, я вам
чем-нибудь противна, что вы меня со двора гоните... Что ж, я
Она вырвала свою руку и, едва удерживаясь от слез, хотела
уйти из комнаты. Maman удержала ее, обняла, и они обе
расплакались.
С тех пор как я себя помню, помню я и Наталью Савишну, ее
любовь и ласки; но теперь только умею ценить их, - тогда же
мне и в голову не приходило, какое редкое, чудесное создание
была эта старушка. Она не только никогда не говорила, но и не
думала, кажется, о себе: вся жизнь ее была любовь и
самопожертвование. Я так привык к ее бескорыстной, нежной
любви к нам, что и не воображал, чтобы это могло быть иначе,
нисколько не был благодарен ей и никогда не задавал себе
вопросов: а что, счастлива ли она? довольна ли?
Бывало, под предлогом необходимой надобности, прибежишь от
урока в ее комнатку, усядешься и начинаешь мечтать вслух,
нисколько не стесняясь ее присутствием. Всегда она бывала
чем-нибудь занята: или вязала чулок, или рылась в сундуках,
которыми была наполнена ее комната, или записывала белье и,
слушая всякий вздор, который я говорил, "как, когда я буду
генералом, я женюсь на чудесной красавице, куплю себе рыжую
лошадь, построю стеклянный дом и выпишу родных Карла Иваныча
из Саксонии" и т. д, она приговаривала: "Да, мой батюшка, да".
Обыкновенно, когда я вставал и собирался уходить, она отворяла
голубой сундук, на крышке которого снутри - как теперь помню -
были наклеены крашеное изображение какого-то гусара, картинка
с помадной баночки и рисунок Володи, - вынимала из этого
сундука куренье, зажигала его и, помахивая, говаривала;
Это, батюшка, еще очаковское куренье. Когда ваш покойник
дедушка - царство небесное - под турку ходили, так оттуда еще
привезли. Вот уж последний кусочек остался, - прибавляла она
со вздохом.
В сундуках, которыми была наполнена ее комната, было
решительно все. Что бы ни понадобилось, обыкновенно
говаривали: "Надо спросить у Натальи Савишны", - и
действительно, порывшись немного, она находила требуемый
предмет и говаривала: "Вот и хорошо, что припрятала". В
сундуках этих были тысячи таких предметов, о которых никто в
доме, кроме ее, не знал и не заботился.
Один раз я на нее рассердился. Вот как это было. За обедом,
наливая себе квасу, я уронил графин и облил скатерть.
Позовите-ка Наталью Савишну, чтобы она порадовалась на
своего любимчика, - сказала maman.
Наталья Савишна вошла и, увидав лужу, которую я сделал,
покачала головой; потом maman сказала ей что-то на ухо, и она,
погрозившись на меня, вышла.
После обеда я, в самом веселом расположении духа,
припрыгивая, отправился в залу, как вдруг из-за двери
выскочила Наталья Савишна с скатертью в руке, поймала меня и,
несмотря на отчаянное сопротивление с моей стороны, начала
тереть меня мокрым по лицу, приговаривая: "Не пачкай
скатертей, не пачкай скатертей!" Меня так это обидело, что я
разревелся от злости.
"Как! - говорил я сам себе, прохаживаясь по зале и
захлебываясь от слез. - Наталья Савишна, просто Наталья,
говорит мне ты, и еще бьет меня по лицу мокрой скатертью, как
дворового мальчишку. Нет, это ужасно!"
Когда Наталья Савишна увидала, что я распустил слюни, она
тотчас же убежала, а я, продолжая прохаживаться, рассуждал о
том, как бы отплатить дерзкой Наталье за нанесенное мне
оскорбление.
Через несколько минут Наталья Савишна вернулась, робко
подошла ко мне и начала увещевать:
Полноте, мой батюшка, не плачьте... простите меня,
дуру... я виновата... уж вы меня простите, мой голубчик... вот
Она вынула из-под платка корнет, сделанный из красной
бумаги, в котором были две карамельки и одна винная ягода, и
дрожащей рукой подала его мне. У меня недоставало сил
взглянуть в лицо доброй старушке: я, отвернувшись, принял
подарок, и слезы потекли еще обильнее, но уже не от злости, а
